— Ты останешься, Гру? — вот не ожидал я от нее таких слов. — Нам поговорить надо.
— Если прогнать вздумала, так и оставаться незачем! — нехорошо сказал, зло, но…накипело у меня.
Девчонка испуганно на меня посмотрела.
— Я и не думала…, зачем ты так? Ты подождешь? Я быстро, — улыбнулась и я, как дурак оскалился.
— Не вздыхай, все будет хорошо! Я быстро.
— Подожду.
— Я голодна, ты про завтрак распорядись, — пропыхтела она из-за неплотной прикрытой двери.
— Девок твоих прислать?
— Не надо! — я довольно хмыкнул, испугалась!
— Они с меня штаны вместе с кожей сдерут! Алтея на меня волком смотрела! — А Лентолет значит радовался?
— А Криста? Она же мне мозги выест! — И правильно сделает!
— Ты, если что, только Мей пускай, — ага, как же! Беорн всю ночь скотину проверял.
— Наделала ты переполоху, девочка, — пробормотал я.
— А я причем? — вот ведь, услышала!
— Можно подумать это я Барби в крепость привела!
— Барби? — мир с ума сошел, Убийцам имена дают!
— Ты прости меня, Гру? — Причесанная, в платье, глазки блестят, улыбается, как такой отказать?
— Прости? Я не со зла, испугалась и обидно было, я ведь ничего не понимала. Да и сейчас…
— Ладно, садись, ешь, — что ж она тощая-то такая? Кожа да кости!
— Мир? — застыла с ложкой во рту, еще подавится!
— Мир. И ты прости…, что напугал.
— Я понимаю, ты переживал, — да не переживал я! Испугался! Малышка этих зверей в деле не видела. А теперь вот и еще один защитник у нее появился. А что я могу? Ворчать?
— Ты не думай, — улыбнулась она, — ты лучший! — вот, словно мысли читает!
— Я без тебя пропаду. Не бросай меня, ладно? — да кто ж бросит тебя, дурочка, я ж к тебе до смерти привязанный.
— А ты не пугай меня больше! Мне твоя жизнь всяко дороже, чем…
— Поняла, — остановила она меня. — Лучше расскажи.
— Чего рассказать-то?
— Про нее…, — и смотрит жалобно. Я вздохнул.
— А чего рассказывать? Убийца она Убийца и есть.
— Все равно расскажи, — эх, упрямая!
— А бояться не будешь? Да и зачем тебе знать? Думаешь, ее в крепости оставят?
— Уже весна. Я на волю ее выпущу, — вот, надулась, как ребенок.
— Да не пойдет она на волю-то, — я покачал головой. — Ей податься некуда, думаешь, она от хорошей жизни среди врагов пряталась. Может, и вправду, последняя?
— Тогда, может, оставим?
— Ты не у меня проси, — хмыкнул я, а девчонка, вздохнула и отодвинула тарелку.
— Все плохо? Меня выпорют?
— А как ты думаешь? — не буду говорить, пускай осознает!
— При всех?
— Что «при всех»?
— Пороть будут, — съёжилась она. — Я знаю, я читала.
— Читала она! — нет, молчать не могу, скажу! — Не тронет тебя лорд, взаперти посидишь, да и ладно.
— А Барби? — сразу повеселела она.
— Да что твоей скотине сделается?!
Тэйе диа Агомар
Я поверила Гру и успокоилась. Все хорошо, меня не выпорют, Барби не тронут, а взаперти посидеть…подумаешь! Мелочи!
Следующие полчаса, я пыталась вытянуть из Хранителя сведения о моей «лошади». Отвечал он неохотно, а того что сказал с лихвой хватило, чтобы испугаться.
Моя Барби была гроги, она же Убийца, она же Вестница, она же Смерть и Погибель. А еще, как оказалось, именно на таких милых животных катается по зимним дорогам Госпожа Сумерек и Хранительница Путей Тельмар.
Судя по всему, до появления человека в Мораке на вершине пищевой цепочки стояли гроги. Всеядные полуразумные хищники, да еще и хамелеоны к тому же. Если прибавить к этому размеры животного, то соседство с ними было проблемой. И эту проблему очень долго устраняли, всеми возможными способами. Гроги жили небольшими семейными группами по три-четыре особи, нападали внезапно, всегда из засады, не брезгуя никакой добычей. Жертва обычно и не подозревала, что на нее ведется охота, воспринимая таких как Барби, как деталь пейзажа, до самой смерти. А она, смерть, чаще всего была долгой и мучительной, гроги любили «поиграть». А еще гроги были очень живучи. Норд, с усмешкой, сообщил мне, что я могла и не тратить на нее лекарства. Она бы справилась и сама, два арбалетных болта в боку и длинный порез на ноге были совершенно не критичны.
А потом он меня «обрадовал» известием о том, что кроме меня к этой «скотине» никто не подойдет, так что я, в ответе за ту, кого приручила по полной программе. Нельзя сказать, что я сильно обрадовалась этой новости.
Вечером явился Хок и его капитаны, я извинилась. Спектакль, который я разыграла перед лордом и его людьми, мне не нравился, но Криста, Гру и Дикон настаивали. Пришлось одеть платье, соорудить на голове замысловатую прическу, нацепить несколько подаренных Хоком блестяшек, а потом не поднимая глаз, просить прощения и выказывать готовность принять любое наказание из монарших рук. Мне сухо указали на недостойное поведение вкупе с отвратительными манерами и озвучили вердикт: сидеть в башне до особого распоряжения. В библиотеку нельзя, в трапезную нельзя, в Арсенал нельзя. Можно вышивать, смотреть в окно, изучать этикет под руководством Кристы и ухаживать за Барби, четко по расписанию. Срок наказания не оговаривался, и я поняла, что мне придется очень постараться, чтобы Его Светлость вернула мне свободу передвижения.
Жизнь в ограниченном пространстве была терпимой только несколько дней. Потом стало хуже, снег растаял, и горы укутала нежная сине-зеленая дымка, зацвела веска. В небе было не протолкнуться от птичьих стай, возвращавшихся к своим гнездовьям, а под стенами крепости призывно кричали кирики. Из айсенгардского окна башни было видно, как стремительно исчезает лед, сковывавший море. Барби волновалась, и широко раздувая ноздри, принюхивалась к терпкому прохладному воздуху, льющемуся из открытых настержь ворот конюшни.